Везде
Reportative and Quotative Marker in Atayal: The Problem of Source
Table of contents
Annotation Estimate Publication content
References Comments
Share
QR
Metrics
Reportative and Quotative Marker in Atayal: The Problem of Source
Annotation
PII
S0373658X0005708-7-1
DOI
10.31857/S0373658X0005708-7
Publication type
Article
Status
Published
Authors
Irina Gorbunova 
Affiliation: Russian State University for the Humanities
Address: Russian Federation, Moscow
Edition
Issue 4
Pages
85-105
Abstract

The quotative index mha in Atayal has been analyzed by L. Huang as a grammaticalized speech verb. The typologically trivial path proposed for this grammaticalization process, however, seems to be inconsistent with Atayal data presented in this paper. There is evidence for mha being a predicate of generalized action and probably never having been a proper speech verb. Predicates of such generalized semantics also tend to evolve into quotative indexes, as can be seen in some African languages.

Keywords
Atayal, Austronesian, evidentiality, grammaticalization, reported speech
Acknowledgment
This is a part of a bigger project funded by RFBR grant No. 16-06-00226
Received
01.09.2019
Date of publication
02.09.2019
Number of purchasers
89
Views
742
Readers community rating
0.0 (0 votes)
Cite   Download pdf
1

1. Цитация и репортатив
2 В настоящей статье речь пойдет о двух диахронически связанных типах конструкций. Первый тип чаще всего называют конструкцией цитации (см., например, [Подлесска 2018], а также обсуждаемые в указанной статье источники), «конструкцией передачи речи» (reported speech) или «передачи дискурса» (reported discourse, также сокращенно RD, см. [Güldemann 2008: 3–15]). Несмотря на то, что мы будем использовать более удобный термин «цитация», в определении этого явления мы будем опираться на [Güldemann 2008:6]: под цитацией (в широком смысле слова) мы будем иметь в виду «представление речевого или ментального текста, от которого передающий сообщение (reporter) дистанцируется, указывая, что этот текст произведен источником сознания в прагматическом и дейктическом контексте, отличном от соответствующего контекста непосредственного дискурса»1. Тем самым, главным предикатом авторской ремарки может быть не только глагол речи, но и глагол восприятия, мышления и т. п., а субъектом (т. е. автором передаваемого дискурса) может быть не только человек. Так, конструкцией цитации будут в равной степени считаться как пример (1), где главный предикат авторской ремарки — глагол речи, а его субъект — человек, так и пример (2), где ситуации речевого акта как такового в авторской ремарке нет.
1. “Reported discourse is the representation of a spoken or mental text from which the reporter distances him-/herself by indicating that it is produced by a source of consciousness in a pragmatic and deictic setting that is different from that of the immediate discourse.”
3 (1) John said that {Mary would come}2.
2. Здесь и далее фигурными скобками в примерах обозначаются границы передаваемого дискурса (маркеры цитации в него не входят).
4 (2) My dog knew that {there was someone there}.
5 В отечественном языкознании подтипы конструкции цитации традиционно называют прямой и косвенной речью (дальнейшие тонкости внутри этого континуума, такие как, скажем, полупрямая речь, нас в данном случае не интересуют). Однако, чтобы не использовать несколько неудачное слово «речь» применительно к конструкциям, которые не всегда связаны собственно с ситуацией речепроизводства, мы будем говорить о прямой цитации (или, упрощенно, собственно «цитации») и конструкции с сентенциальным комплементом (или, для простоты, «комплементации»3). При прямой цитации передаваемый фрагмент дискурса ведет себя как самостоятельное высказывание, а потому обладает двумя важными свойствами. Во-первых, дейктические элементы в передаваемом дискурсе ориентированы на автора передаваемого дискурса (чаще всего это субъект при матричном предикате). Во-вторых, сам передаваемый дискурс может обладать признаками главного предложения: здесь допустимы вопросы, императивы и пр. Конструкция комплементации ведет себя как единая иллокуция, поэтому явления главного предложения во вложенной клаузе в рамках такой конструкции оказываются недопустимы, а дейктические элементы всегда ориентированы на говорящего (передающего чужой дискурс).
3. Термин «комплементация» в отечественном языкознании не прижился (за редким исключением, вроде работы [Клепикова 2011]), хотя именно “complementation” используется в англоязычной литературе для конструкций с сентенциальным комплементом. В дальнейшем тексте термин «комплементация» будет использоваться для простоты.
6 Конструкции цитации и комплементации связаны диахронически. Так, [Saxena 1988] и [Ebert 1995] постулируют расширение функций маркера цитации в сторону комплементайзера, а затем до функций маркера целевого, причинного и сравнительного придаточного. В (3) схематично представлена гипотеза о развитии маркеров цитации в соответствии с [Saxena 1988]:
7 (3) показатель цитации → показатель комплементации → целевой союз → причинный союз → маркер вопросительного слова → маркер комплементации при вложенном вопросе → условный союз → маркер сравнения
8 Заметим, что данный путь выстраивает разные функции маркеров, восходящих к глаголу речи, в диахронически упорядоченную цепочку, где каждая следующая функция может развиться только после того, как были развиты все предыдущие функции.
9 Еще одна конструкция, которая бывает диахронически связана с конструкцией цитации, — это конструкция репортатива. Здесь и далее репортативом мы называем граммему эвиденциальности, ядерная функция которой — указание на то, что информация известна с чьих-то слов (в соответствии с определением reported evidential в [Aikhenvald 2006: 324]). Для настоящей статьи не релевантно более тонкое различие источника информации внутри репортатива: то, что А. Айхенвальд называет reported (собственно репортатив, источник пересказываемой информации не уточняется и нерелевантен), quotative (квотатив, есть конкретный источник информации), а также secondhand и thirdhand information, см. [Aikhenvald 2004: 176–179].
10 На диахроническую связь репортатива (концепт EVIDENTIAL) с глаголами речи указывают Б. Хайне и Т. Кутева [Heine, Kuteva 2002]: в «Лексиконе...» глаголы речи — единственный зафиксированный источник для репортатива. Кроме того, на диахроническую связь цитации, комплементации и репортативной эвиденциальности указывает А. Айхенвальд [Aikhenvald 2004: 271–275], причем репортативная конструкция может быть результатом переосмысления полипредикативной конструкции цитации — либо через потерю союза, либо через опущение главной клаузы с последующим «расподчинением» цитации4.
4. Англ. insubordination, английский термин введен Н. Эвансом [Evans 2007], русский предложен Н. Р. Добрушиной [Добрушина 2012].
11 Наконец, Т. Гюльдеман [Güldemann 2008] приводит обобщенный список из более чем десятка функций, входящих в т. н. «расширенный квотативный комплекс», т. е. таких, которые, по данным разных авторов, могут приобретать маркеры цитационных конструкций, — и среди этих функций, естественно, зафиксирована функция маркера репортатива.
12 Таким образом, диахроническую связь между глаголами речи и конструкциями цитации, комплементации и репортатива можно схематично изобразить следующим образом:
13 (4) ‘говорить’ → цитация → (комплементация →) репортатив
14 Именно такой путь представлен для атаяльского mha в работах Л. Хуан. Согласно [Huang 2008; 2015], показатель mha на синхронном уровне языка существует в трех формах: полноценный глагол, союз и частица. Эти три формы, по мнению Л. Хуан, отражают четыре последовательные стадии грамматикализации — от глагола речи до маркера репортатива, через показатель цитации и сентенциального подчинения. По ее гипотезе, на первой стадии mha является глаголом, см. (5). В дальнейшем он теряет глагольные свойства, становясь союзом и маркируя границу прямой речи и слов автора — вне зависимости от относительного порядка этих двух частей цитационной конструкции, см. (6)–(7). В дальнейшем дистрибуция этого показателя расширяется; он начинает употребляться не только с глаголами речи, но и с глаголами, обозначающими, например, мыслительный процесс (8), что, по мнению Л. Хуан, предполагает переход от конструкции цитации к конструкции комплементации. Наконец, на четвертой стадии союз постепенно меняет свои синтаксические свойства, становясь фразовой частицей, и начинает функционировать как показатель репортатива, см. (9)5.
5. Примеры (5)–(9) взяты из [Huang 2015]. Орфография источника сохранена, русский перевод сделан с английского перевода в источнике, глоссы наши. Лексема mha глоссирована как глагол в соответствии с концепцией Л. Хуан. В наших примерах она будет глоссироваться как неизменяемая предикатная лексема.
15

16

17 Такая картина развития глагола речи почти идеально соответствует типологическим ожиданиям: развитие глагола речи в показатель цитации, а показателя цитации — в показатель комплементации, а также диахроническая связь между глаголом речи и показателем репортатива зафиксированы в большинстве источников. Однако атаяльский материал далеко не так тривиален, и цель настоящей статьи в том, чтобы показать, что гипотеза Л. Хуан требует пересмотра. В статье используются данные трех различных диалектов атаяльского языка; в этих данных зафиксированы дополнительные функции mha, а некоторые функции, приведенные Л. Хуан, наоборот, не находят подтверждения. Употребление mha в наших данных позволяет предположить, что развитие этого маркера не соответствует основной гипотезе [Saxena 1988], однако это может быть объяснено тем, что для mha исходно неверно определен лексический источник, а гипотеза [Saxena 1988] была предложен на материале тех маркеров, которые развились из глаголов речи.
18 Прежде чем перейти к атаяльскому материалу, рассмотрим другие варианты развития глаголов речи, а также другие лексические источники маркеров цитации. В [Chappell 2008] помимо путей, перечисленных в [Saxena 1988], отмечается развитие глаголов речи в показатели при ономатопеических словах, в маркеры миратива, топика, перечисления, а также некоторые эмоционально-модальные маркеры (такие как показатели предостережения). Следует еще раз оговориться, что представленная гипотеза [Saxena 1988] и исследование [Chappell 2008] имеют отношение к конструкциям цитации, в которых маркер, сигнализирующий о цитации, имеет (хотя бы диахроническое) отношение к глаголу речи. Однако существуют и другие источники маркеров цитации. Так, в [Heine, Kuteva 2002] в качестве источников маркера цитации (концепт QUOTATIVE) приводится, помимо глагола речи (концепт SAY), предикат сходства (концепт SIMILE). Источников комплементайзера там же зафиксировано еще больше: помимо уже указанных глаголов речи и предикатов сходства приводятся еще шесть источников (концепты ALLATIVE, DEMONSTRATIVE, MATTER, W-QUESTION, RELATIVE, THING)6.
6. Разница между концептами RESEMBLE, который указан как источник для комплементайзера, и SIMILE, который развивается в маркер цитации, нам до конца не ясна. И в том, и в другом концептах встречаются примеры с исходным лексическим значением ‘thus’, ‘like’ и наречными свойствами. Поэтому мы считаем, что по большому счету это один и тот же концепт.
19 Для глаголов речи в [Heine, Kuteva 2002] отмечается семь зафиксированных путей грамматикализации: предикат сходства (SIMILE), показатели цели (PURPOSE), причины (CAUSE), условия (CONDITIONAL), цитации (QUOTATIVE), комплементации (COMPLEMENTIZER) и эвиденциальный маркер репортатива (EVIDENTIAL)7.
7. Б. Хайне и Т. Кутева [Heine, Kuteva 2002: 269] указывают еще один путь — в маркер подчинения (SUBORDINATOR), однако примеры и пояснения для данного пути включают в себя развитие глаголов речи в показатели цели и причины, поэтому мы считаем этот путь недостаточно самостоятельным.
20 Условно можно свести описанные пути грамматикализации к следующей схеме:
21

Рис. 1. Пути грамматикализации глеаголов речи и сходства по [Heine, Kuteva 2002]
22 Таким образом, согласно [Heine, Kuteva 2002], предикат сходства может быть как независимым источником грамматикализации для интересующих нас показателей, так и промежуточной точкой на пути грамматикализации от глагола речи к показателям цитации, комплементации и репортатива. С другой стороны, не исключено, что в одном языке одновременно может происходить несколько независимых процессов с одним источником.
23 Наиболее разнообразный набор лексических источников маркера цитации, видимо, приведен в [Güldemann 2008]: это, помимо глаголов речи, глаголы-связки с семантикой ‘быть’, ‘стать’; глаголы со значением общего действия; глаголы движения; многочисленные неглагольные элементы, в том числе с семантикой сходства.
24 Среди лексических источников, которые впервые упоминаются Гюльдеманом как развивающиеся в маркеры цитации, следует особо выделить глаголы общего действия. Это предикаты без специфической семантики, которые обычно сопровождаются другим глаголом, уточняющим характер действия, или же наречиями со значением, близким к ‘так’:
25

26 Наша гипотеза состоит в том, что исходно атаяльский mha имел именно такое, общее значение действия, и путь его развития сравним с путем развития маркеров цитации и репортатива в языках вроде кунама (Эритрея) [Güldemann 2008: 311–315].
27

2. Общие сведения об атаяльском языке
28 Атаяльский язык — один из пятнадцати живых австронезийских языков о. Тайвань, входит наряду с седикским языком в атаялическую группу. Второй среди тайваньских австронезийских языков по числу носителей (84 300 носителей по данным Этнолога на 2002 г.), атаяльский язык отличается значительной диалектной дробностью. Он распространен в центральной, северной и северо-восточной частях острова, преимущественно в горных районах префектур Мяоли, Наньтоу, Тайбэй, Тайчжун и Илань. Диалекты традиционно объединяются в две группы — скулик и цоле, причем диалекты второй группы считаются более архаичными. Наиболее исследованными на сегодняшний день являются варианты гоган (группа скулик) и майринах (группа цоле) 8.
8. Единственная грамматика атаяльского языка [Rau 1992] основана по большей части на улайском варианте, а также на ряде источников, фиксирующих разные варианты атаяльского языка, преимущественно в первой половине XX века.
29 Данные, представленные в настоящей работе, относятся к трем вариантам атаяльского языка: скикунскому диалекту группы цоле, а также пьянанскому и сянухскому вариантам разных диалектов группы скулик. Из рассмотренных вариантов только сянухский принадлежит к диалектам, которые рассматривает Л. Хуан, поэтому отличие наших результатов от изложенных в [Huang 2008; 2015] может быть связано с диалектными различиями.
30 Атаяльский язык характеризуется базовым порядком слов VOS, то есть начальная позиция в клаузе закреплена за предикатом. Предикатными в атаяльском языке являются не только глагольные лексемы, но также существительные и прилагательные. Класс глаголов отличает богатая парадигма, в которой различается до четырех наклонений (индикатив, императив, гортатив и коннегатив) и до четырех залоговых (в других терминологических системах — фокусных) форм. Индикатив различает также нейтральную временную форму и форму сверхпрошлого, а в активном залоге некоторые глаголы образуют форму с семантикой близкой к зоне будущего времени (см. подробнее [Горбунова 2017]). Следует оговориться, что крайне редко глагол имеет полную парадигму с четырьмя наклонениями, четырьмя залогами и двумя дополнительными темпоральными маркерами. Зачастую у глаголов фиксируется только две залоговые формы и только два наклонения. Некоторые глаголы и вовсе не имеют словоизменения: таковыми являются, например, дейктически окрашенные глаголы положения в пространстве tiux ‘быть там’ и niux ‘быть тут’9, а также глагол движения wayal ‘уйти’. Помимо синтетических форм, в атаяльском языке широко распространены аналитические формы глагола, в которых вспомогательный предикат (показатель аспекта, полярности или модальности) занимает в клаузе первую (крайнюю левую) позицию. Однако для дефектных глаголов, не имеющих синтетических форм, аналитические формы также не зафиксированы. Левее глагола в клаузе может быть топикализованная группа (чаще всего маркированная частицей ga), а также семантически окрашенные маркеры подчинения (такие как условные союзы), которые, однако, не являются в этом языке обязательными. Рассмотрим пример:
9. Подробнее об этой паре глаголов см. [Горбунова 2016].
31

32 Здесь крайнюю левую позицию в протазисе занимает факультативный условный союз mhani, а глагол, следующий за союзом, притягивает местоименную клитику. В аподозисе использована ассертивная конструкция с вспомогательным элементом si, который также стоит левее смыслового глагола и, в отличие от союза, «перетягивает» местоименную клитику на себя.
33 Другая группа сентенциальных маркеров — фразовые частицы, они располагаются на правой периферии клаузы. К ним относится в том числе показатель топика ga, обязательно маркирующий некоторые типы зависимых клауз (условные, временные). Большинство фразовых частиц имеет фонетическую структуру CV (ср. la, ga, pi, ki, ha), и, сочетаясь друг с другом, эти частицы чаще всего образуют фонетически цельную группу, в которой все, кроме последней, подвергаются редукции (теряют гласный):
34

35 Итак, по гипотезе Л. Хуан, mha в атаяльском языке на синхронном уровне может быть глаголом, союзом или фразовой частицей, и каждый из этих типов употребления демонстрирует разные стадии развития конструкции передачи речи: от полноценного глагола речи через союз, вводящий цитацию или сентенциальный комплемент, к фразовой частице.
36 Такая концепция вызывает некоторые сомнения. Во-первых, морфосинтаксический статус mha на первой из указанных стадий неопределен. Нет никаких свидетельств того, что mha является глаголом: как глагол, он должен был бы иметь несколько залоговых форм, несколько форм наклонения, сочетаться со вспомогательными глаголами аспекта и с отрицанием. Можно было бы считать, что mha является глаголом с дефектной парадигмой, наряду с экзистенциальными предикатами niux, tiux и глаголом движения wayal, что и предлагается в [Huang 2008]. Однако там же отмечается, что mha в глагольной функции не может занимать начальную позицию в предложении, что абсолютно нетипично для предикатной лексемы атаяльского языка10.
10. Здесь следует отметить, что в [Huang 2008: 26] приводится один пример (под номером (26e)), где mha сочиняется с другим глаголом и в своей группе занимает крайнюю левую позицию. Однако наши информанты не допускают примеров, структурно аналогичных указанному, а Л. Хуан в более поздней работе не учитывает этот пример, поэтому мы его также не учитываем.
37 Во-вторых, переход с третьей на четвертую стадию (т. е. от маркера комплементации к маркеру репортатива) представляется довольно сомнительным как с точки зрения семантики, так и с точки зрения линейного порядка (в конструкции комплементации, согласно Л. Хуан, mha может только предшествовать сентенциальному актанту, но не следовать за ним). Нам кажется более приемлемой гипотеза о том, что конструкция репортатива развивается напрямую из конструкции цитации или из глагола речи через потерю слов автора и элиминирование субъекта речи (т. е. с помощью «расподчинения» из конструкций типа (5)–(6) в конструкцию типа (9), сравнимо со сценарием A-iii в [Aikhen- vald 2004: 273]).
38 В-третьих, наличие у mha функций комплементайзера в принципе вызывает определенные сомнения. Основным аргументом Л. Хуан за то, что такие функции у него есть, является его сочетаемость с глаголами, не имеющими прямого отношения к обозначению речевого акта, такими как mŋluŋ ‘думать’. Однако все полученные конструкции вполне соответсвуют нашему широкому определению конструкции цитации. Кроме того, во всех конструкциях с mha дейктические элементы во вложенной клаузе ориентированы на субъект матричной клаузы (автора цитации), а не на автора ремарки. Этот эффект особенно хорошо иллюстрируется примером (4) выше: во вложенной клаузе субъектная клитика первого лица относится к Тали, а выбор вспомогательного глагола прогрессива (проксимального, а не экстремального) обусловлен ориентацией на Тали как на дейктический центр. Такое поведение личного и пространственного дейксиса является отличительной чертой прямой цитации, а не комплементации. В [Huang 2008: 30] утверждается, что при ряде глаголов (в частности, при глаголе baq ‘знать’) mha может вводить сентенциальный актант, внутри которого дейктики ведут себя не как в прямой цитате, однако убедительных примеров на это не приводится11. Возможно, mha возникает в конструкции с т. н. полупрямой цитацией (semi-direct speech, см. [Aikhenvald 2008] среди прочего).
11. Единственный пример, который приводит Л. Хуан, вполне может быть проанализирован как пример с прямой речью, в которой субъект — неопределенное или обобщенное лицо.
39 О том, что развитие mha в сторону показателя сентенциального подчинения только начинается, говорят и данные родственных языков и междиалектного сравнения. Согласно последним описаниям атаялических языков, в большинстве случаев конструкции цитации и сентенциального подчинения маркируются по-разному. Так, в языке седик, согласно данным Н. Цукиды [Tsukida 2015, 2016], конструкции цитации оформляются глаголом речи mesa (13), в то время как конструкции комплементации могут оформляться факультативным маркером ka (14):
40

41 По данным Л. Хуан [Huang 2015], похожая картина наблюдается в атаяльском диалекте майринах (цитация оформляется «глаголом» maha, комплементация — маркером cu). В других исследованных ею вариантах, однако, обе конструкции оформляются при помощи mha. Учитывая, что диалект майринах считается одним из наиболее архаичных вариантов атаяльского языка и именно этот диалект придерживается той же стратегии, что и седик, логично предположить, что mha сравнительно недавно начал вытеснять в атаяльском языке особый, более архаичный (и, видимо, факультативный) показатель комплементации.
42 Грамматика [Rau 1992] в качестве показателя репортатива приводит фразовую частицу ma (не mha), которая могла бы быть результатом фонетической редукции mha — однако такая форма mha в работах Л. Хуан не фигурирует. Если предположить, что ma — это фонетически редуцированная форма mha, возникает вопрос, допустима ли редуцированная форма в других употреблениях mha — например, в конструкции цитации.
43 Ниже мы постараемся дать более полный анализ конструкций с mha, зафиксированных в наших материалах, а заодно доказать связь между mha и ma.
44

3. Дистрибуция и степень грамматикализации mha и ma в разных контекстах
45

3.1. Функции mha и ma
46 В пьянанском варианте атаяльского языка обнаружены предикативные употребления mha, где эта лексема допускает типичную глагольную линейную позицию (15–17). В такой позиции форма ma недопустима. Предикат mha одновалентен, притягивает местоименные клитики (17), сочетается с факультативными союзами (там же) и выступает в однородной цепи сочинения наряду с полноценными глаголами (16). Однако в зафиксированных нами употреблениях mha функционирует не как глагол речи, а как предикат сходства или общего действия:
47

48

49 В значении общего действия mha обязательно требует наречного дейктического местоимения (kia ‘так’, hani ‘этак’ и т. д), а в значении свойства допускает также местоимения типа nanu ‘так’ и в таких контекстах ведет себя как переходный. Как и Л. Хуан, нам не удалось обнаружить другие формы этой лексемы, и, вероятно, mha на синхронном уровне морфологически не изменяется.
50 Таким образом, морфосинтаксический статус mha в независимых употреблениях (в ранее не зафиксированном значении общего действия) и его исходная семантика по- прежнему не ясны; синтаксически mha ведет себя как вершина глагольной группы (сочетается с подчинительными союзами, притягивает прономинальные клитики, занимает крайнюю левую позицию), однако морфологических черт глагола не имеет. Как упоминалось в разделе 2, есть другие предикаты, которые принято считать глаголами с дефектной парадигмой, и mha можно было бы отнести к их числу, однако во избежание неточностей мы будем называть mha предикатной лексемой или предикатом, а не глаголом.
51 Помимо независимых употреблений, у mha отмечено не менее шести различных типов грамматикализованных употреблений.
52 В первую очередь, mha используется в качестве маркера в цитационной конструкции с глаголами речи (18) и, шире, при предикатах мышления (19–20) и чувственного восприятия (21).
53

54 ‘Они кричали автобусу: «Дай бенто12, дай бенто!»’
12. Японская (弁当), а также тайваньская (便當) форма дорожной еды — плоская коробка с рисом
55

56 Следует отметить, что в наших материалах такие конструкции всегда ведут себя как прямая цитация: помимо уже обсуждавшихся в предыдущем разделе явлений дейксиса, во вложенной клаузе оказываются допустимы явления самостоятельного высказвания. В частности, при любом предикате предложение, вводимое mha, может быть возглавлено императивом (18, 22) или иметь форму (и интонацию) вопроса (21). Примеров, где дейксис вложенной клаузы в конструкции с mha был бы безусловно ориентирован на говорящего, в наших данных нет 13.
13. Однако допустимость такого употребления специально не проверялась, поэтому отрицательным материалом мы также не обладаем.
57 В конструкции цитации чаще фиксируется маркер mha, однако усеченная форма ma также встречается (ср. пример (19)). Более подробно конструкции цитации будут рассмотрены в следущем разделе, поскольку они обнаруживают значительные вариации в отношении относительного порядка авторской ремарки, цитации и маркера mha и (не)допустимость усеченной формы варьирует в зависимости от конкретной конструкции.
58 Функции маркера репортатива зафиксированы в наших материалах только у фразовой частицы в форме ma. Употребление mha в случае, если источник информации не указан, в изученных нами вариантах неприемлемо, ср.
59

60 Помимо описанных ранее трех употреблений, в пьянанском варианте атаяльского языка также зафиксировано употребление mha в качестве маркера при ономатопеических лексемах. При этом показатель mha факультативен, а комплекс mha со звукоподражанием (или звукоподражание само по себе) ведет себя как предикат: занимает крайнюю левую позицию в глагольной группе, сочетается с модальными глаголами (25) и превербальными маркерами (24).
61

62 Морфосинтаксический статус mha в таких конструкциях неясен. В атаяльском языке не фиксируется образование сложных глагольных лексем, и просодически mha ведет себя как отдельная словоформа, поэтому больше всего это похоже на аналитическую форму со вспомогательным глаголом.
63 Между тем, при передаче звуков, производимых животными, mha оказывается обязателен и занимает позицию после звукоподражания (как в примерах Л. Хуан на «глагольные» употребления mha). В таких конструкциях mha просодически примыкает к звукоподражанию, но в целом его статус также неясен.
64

65 ‘Если белоглазка14 поет «сек-сек», то можно идти в горы охотиться’.
14. Птица из семейства белоглазковых (Zosterops), почитаемая среди атаяльцев священной. Охотники прислушиваются к пению этой птицы и предсказывают исход охоты исходя из того, какие звуки она издает.
66 В речи некоторых носителей (в первую очередь в пьянанском варианте) mha также используется как факультативный условный союз.
67

68 Кроме того, mha может выполнять дискурсивную функцию, вводя длинные пояснительные цепочки, содержащие перечисление (28) или заполняя паузы при хезитации или самокоррекции (29).
69

70 Таким образом, зафиксированные нами употребления mha в атаяльском языке выходят за пределы грамматикализованных употреблений глаголов речи или предикатов сравнения по [Heine, Kuteva 2002]. Кроме того, функции mha значительно отличаются от грамматикализованных употреблений глаголов речи в синитских языках по [Chappell 2008] , поэтому влияние китайского языка, ощутимое во многих других аспектах атаяльской грамматики, в данном случае следует исключить, см. таблицу 1 ниже.
71 В связи с тем, что исходное лексическое значение mha до конца не ясно и может быть связано как с речью, так и со сравнением, особенно интересным нам представляется то, как именно у mha могло развиться значение сравнения, если оно не было исходным.
72 Гипотеза [Saxena 1988] о пути развития маркера цитации в условный союз для атаяльского языка не очень удобна. Путь, предложенный [Saxena 1988], не находит подтверждения — в наших материалах не обнаружена ни одна из промежуточных стадий перехода в этом пути (целевые или причинные союзы, маркеры при вопросительных словах и т. п.). Ниже на предложенном в [Saxena 1988] пути жирным выделены употребления, зафиксированные у mha:
73 (30) показатель цитации → показатель комплементации → целевой союз → причинный союз → маркер вопросительного слова → … → условный союз → маркер сравнения
74 В атаяльском языке лишь в одном пьянанском варианте зафиксировано использование mha в качестве условного союза. Это использование достаточно неустойчиво и не поддерживается старшим поколением, поэтому есть основания полагать, что функцию условного союза mha обрел сравнительно недавно. При этом никаких функций, представляющих промежуточные стадии развития от маркера комплементации к условному союзу, у mha в этом варианте (как и в остальных) не фиксируется. Более того, нет никаких свидетельств того, что в атаяльском языке когда-либо были целевые или причинные союзы как таковые. Тем самым развитие mha в атаяльском языке нарушает идею упорядоченной цепи развития, высказанную в [Saxena 1988].
75

Таблица 1. Грамматикализованные употребления глаголов речи в синитских языках и атаяльском

76 Прим. к табл.15
15. Если только считать устойчивые выражения вида nanu mha ‘какой’, букв. ‘на что похож’, за сравнение.
77 Заметим, что атаяльский материал не ставит под сомнение саму гипотезу [Saxena 1988], поскольку она предложена и поддерживается при условии, что лексическим источником маркера цитации является глагол речи. В атаяльском языке mha, по всей видимости, таковым никогда не являлся.
78

3.2 Анализ процессов грамматикализации m(h)a
79 Мы принимаем позицию, что грамматикализация является однонаправленным процессом, движимым четырьмя взаимосвязанными механизмами: десемантизацией, расширением дистрибуции, декатегоризацией и фонетической редукцией [Heine, Kuteva 2002: 2]. Эти процессы касаются непосредственно лексемы, которая обретает грамматикализованные употребления, однако в соответствии с принципом расхождения (divergence principle, [Hopper 1991: 22]) один лексический источник может служить различным грамматикализационным процессам, и степень грамматикализации рассматриваемого объекта имеет смысл оценивать для каждой отдельно взятой конструкции.
80 Процесс декатегоризации mha сложно проследить, поскольку мы не имеем точных данных о лексическом источнике грамматикализации и его категориальной принадлежности. Все словоупотребления mha, зафиксированные в наших данных, говорят о том, что mha на синхронном уровне неизменяемо. Если когда-то mha и было полноценным глаголом (о чем говорит наличие изменяемго когната mesa в родственном языке седик), все современные употребления являются декатегоризованными относительно этого исходного состояния, по крайней мере с точки зрения морфологии. Современные употребления можно распределить с учетом линейного порядка на пять типов: предикатная лексема (обязательна в предикации, занимает крайнюю левую позицию в глагольной группе, сочетается с модальными глаголами), превербальная частица (необязательна, занимает позицию слева от предиката, не влияет на дистрибуцию предиката), подчинительный союз (необязателен, занимает позицию на левой границе клаузы, вводит условное придаточное), просодически и линейно свободная частица (может нести собственное ударение, отделяться паузами от соседних словоформ и не ограничена позиционно внутри глагольной группы), фразовая частица (занимает позицию на правой периферии клаузы, может образовывать единый фонетический комплекс с другими фразовыми частицами). В качестве глагола mha употребляется при установлении сходства (31) или в конструкциях образа действия (32)16.
16. См. прил. в конце статьи.
81

82 Превербальной частицей можно считать mha в конструкциях со звукоподражаниями (примеры (24)–(25) в предыдущем разделе); подчинительным союзом — в условных конструкциях. Просодически самостоятельная линейно свободная частица функционирует в качестве дискурсивного маркера — при самокоррекции и перечислении. В качестве фразовой частицы mha выступает в конструкциях цитации и комплементации, оформляя правую границу прямой речи и/или слов автора:
83

84 Следует заметить, что [Huang 2008; 2015] относит употребления mha как в (33) к категории союзов, однако мы считаем это ошибочным. Во-первых, союзы, маркирующие определенный тип подчинительной связи, в атаяльском языке занимают позицию на левой периферии клаузы (что ожидаемо для языка с последовательным правым ветвлением) — см., в частности, [Горбунова 2017: 96–97], — и такое поведение для mha типично только в условных конструкциях. Кроме того, как будет показано ниже, в цитационной функции mha может подвергаться фонетической редукции и образовывать единый фонетический комплекс с другими фразовыми частицами.
85 Согласно нашим данным, в функции маркера правой границы вложенной клаузы в конструкциях цитации — то есть в форме фразовой частицы — mha может (а в функции маркера репортатива должен) принимать форму ma. Другими словами, mha в качестве фразовой частицы подвержен фонетической редукции: упрощается консонантный кластер (mha > ma).
86

87 Кроме того в такой функции m(h)a в сочетании с другими фразовыми частицами может подвергаться дальнейшей фонетической редукции до m.
88

89 Пример (37) показывает, что фразовая частица репортатива ma, зафиксированная в грамматике, употребляется не только в репортативных контекстах, но может также оформлять конструкции цитации наравне с mha. Как будет показано в следующем разделе, для некоторых носителей фразовые частицы ma и mha в конструкциях цитации не полностью синонимичны: ma, в отличие от mha, может иметь дополнительный модальный оттенок недостоверности передаваемой информации. Однако в речи старшего поколения такого разделения нет.
90 Таким образом, по степени декатегоризации и фонетической редукции употребления mha можно расположить следующим образом:
91

Таблица 2. Декатегоризация и редукция mha
92 Прим. к таб.17
17. Знаком (+) отмечены употребления, зафиксированные только в пьянанском варианте.
93 Мы считаем, что объединить все эти употребления одним процессом десемантизации невозможно. Мы усматриваем в данном случае как минимум две возможных цепочки десемантизации:
  • (общее действие) → сходство → перечисление → прочие дискурсивные функции;
  • (общее действие/сходство) → введение прямой цитации → введение фактов, известных с чужих слов.
94 Употребление в качестве условного союза мы не можем уложить ни в одну из известных нам гипотез. Это едва ли можно считать развитием глагола речи, поскольку в качестве глагола речи mha не функционирует в пьянанском варианте, где у него начала развиваться функция условного союза. Развитие по сценарию [Saxena 1988] также представляется маловероятным, поскольку появление функций условного союза в атаяльском не опирается на уже развитые функции других подчинительных союзов (см. также [Güldemann 2008:467–473] о несостоятельности этой гипотезы). Однако и факторы, которые выделяет Гюльдеман как способные влиять на развитие маркера цитации в условный союз, в атаяльском языке для mha отсутствуют. С одной стороны, mha не сигнализирует о топикализации, поскольку в атаяльском языке есть специализированный маркер топика и он в условных конструкциях обязателен, в отличие от mha. С другой стороны, mha нельзя рассматривать наряду с семантически пустыми глаголами, выполняющими сугубо синтаксическую функцию в условных конструкциях, поскольку такие элементы должны быть априори обязательными, а mha — один из ряда факультативных маркеров условной конструкции. Тем самым атаяльские данные в отношении развития маркера цитации в маркер протазиса свидетельствуют о том, что существуют не выявленные еще механизмы, под воздействием которых такое развитие становится возможным.
95 Расширение дистрибуции особенно отчетливо наблюдается у цитационной конструкции с mha — от конструкций с глаголами речи к конструкциям с глаголами мышления и чувственного восприятия. Здесь следует отметить, что расширение дистрибуции в атаяльском языке нарушает иерархию, предложенную в [Saxena 1988]. Согласно автору, расширение должно последовательно охватывать предикаты со значением ментальной деятельности (‘знать’, ‘понимать’, ‘верить’), волеизъявления (‘согласиться’, ‘решить’), чувств (‘надеяться’) и желания (‘хотеть’):
96 (38) Иерархия доступности предикатов для маркера цитации и комплементации по [Sax- ena 1988]: say / tell < think / know / believe < decide / agree < hope / remember < want (to)
97 Однако в атаяльском языке расширение дистрибуции затронуло предикаты ‘знать’, ‘понимать’, а также ‘бояться’ и ‘радоваться’, но не предикаты со значением ‘решить’, ‘согласиться’ (по крайней мере, таких примеров не зафиксировано). Атаяльский материал, таким образом, предполагает несколько иную иерархию:
98 (39) Иерархия предикатов согласно атаяльским данным say / tell < think / know / believe < hope / remember < decide / agree < want (to)
99 Тем самым, связи между современными употреблениями mha можно представить следующим образом (пунктирными стрелками обозначены пути, представляющие друг другу альтернативы, где для выбора одной гипотезы недостаточно данных):
100

Рис. 2. Карта грамматикализации mha

101 Очевидно, налицо не единый однонаправленный процесс, а по крайней мере несколько процессов. Не исключено также, что современные использования mha в качеств предиката со значением сходства являются результатом деграмматикализации. Однако, как было сказано в первом разделе, источником грамматикализации для маркеров цитации и комплементации может служить как глагол речи, так и предикат сходства. Между тем, источником для маркеров хезитации и самокоррекции может служить лексема со значением сравнения (ср. англ. like, русск. типа), тогда как для глаголов речи такой путь грамматикализации до сих пор зафиксирован не был. Иными словами, для наблюдаемых грамматикализованных употреблений mha на основании синхронных данных не удается достоверно определить исходную семантику этой лексемы, и процесс грамматикализации mha не так прямолинеен и прост, как это предполагалось до сих пор.
102

4. От цитационной конструкции к репортативу: второе приближение
103 Теперь рассмотрим более подробно многообразие конструкций цитации, комплементации и репортатива и попытаемся построить гипотезу развития одних конструкций из других.
104 В конструкциях цитации mha может быть единственным маркером на границе слов автора и прямой речи. При этом порядок этих двух составляющих нестабилен: в наших данных старшее поколение чаще использует конструкцию с препозицией прямой речи (40), в то время как более молодые носители предпочитают конструкцию с препозицией слов автора (41), однако обе группы носителей считают приемлемыми обе конструкции.
105

106 Просодически и интоннационно mha примыкает к предыдущему фонетическому слову, являясь энклитикой при цитации (40) или при словах автора (41).
107 Две энклитики (при словах автора и прямой речи) допустимы при препозиции слов автора, как в (42) и (43).
108

109 При этом у некоторых носителей пьянанского варианта вызывает сомнения использование фонетически редуцированного варианта клитики в некоторых случаях цитационных конструкций. В частности, в (44) ниже носитель запретил использование ma, пояснив, что информация исходит от ученых и не может маркироваться ma. Судя по всему, происходит переосмысление репортативного маркера ma в сторону модального маркера ненадежной информации (что в целом типично для репортатива, ср. [Aikhenvald 2006: 324])
110

111 Напротив, в речи старшего поколения и в скикунском варианте при таком порядке прямая речь чаще маркируется редуцированной формой ma (ср. (43), скикунский вариант).
112 Еще одна возможная конструкция цитации и комплементации, используемая исключительно в речи носителей пьянанского варианта, — конструкция с топикализацией слов автора и оформлением прямой речи на mha, как в (45):
113

114 В сянухском варианте слова автора всегда топикализуются, но употребление mha при прямой речи неприемлемо, ср. (46). С другой стороны, если источник информации — легенды и сказания, цитация может быть оформлена при помощи ma. Указание источника при этом все равно обязательно, поэтому мы считаем, что здесь нельзя говорить о полноценном самостоятельном маркере репортатива (47).
115

116 В скикунском варианте оформление слов автора как топика не зафиксировано.
117 Широко распространенная у носителей пьянанского варианта конструкция репортатива, в которой указание на источник информации не является обязательным, не зафиксирована ни в одном другом варианте. При этом тот факт, что источник информации в пропозиции — чужие слова, во всех вариантах можно выразить при помощи конструкции poŋan(mu)(ga) (букв. «(мной) услышанное», «(я) слышал (что Х)»). В пьянанском варианте репортатив обязательно дополнительно маркируется частицей ma (48), а в ее отсутствие конструкция интерпретируется как аудитивная (т. е. информация подтверждается звуком), ср. (49).
118

119 В скикунском и сянухском вариантах данная конструкция также может использоваться для выражения аудитивного значения. Аудитив от репортатива в этих вариантах отличается иначе: в скикунском варианте при репортативе выражение poŋan(mu) топикализуется, как в (50), в то время как при аудитиве топикализации нет и имеет место структура с сентенциальным актантом (букв. ‘слышно, что P’, пример (51)).
120

121 В сянухском варианте топикализация происходит в обоих случаях, но в случае аудитива добавляется предикация сравнения (букв. ‘слышимое мной похоже на то, что’, пример (52)), а в контексте репортатива допустимо (но не обязательно) употребление фразовой частицы ma (53).
122

123 Вероятно, репортативная конструкция с ma диахронически связана с конструкцией, где слова автора топикализованы. Топикализация слов автора, между тем, вероятнее всего является инновацией в диалектной группе скулик и в качестве исходной структуры имеет конструкцию вида «прямая речь — mha — слова автора». На рис. 3 ниже представлена предполагаемая картина развития конструкций цитации и репортатива. Слова автора, содержащие предикат речи, мышления или чувственного восприятия, условно обозначены V; прямая речь обозначена QUOT. Конструкции, с высокой степенью вероятности связанные диахронически, на рисунке соединены сплошными стрелками. Пунктирные стрелки указывают на возможные диахронические связи между двумя конструкциями.
124

Рис. 3. Карта развития конструкций цитации и репортатива

125 На этой карте конструкции расположены таким образом, чтобы между соседними конструкциями был возможен переход в одну трансформацию (топикализация одного из элементов, утрата одного из элементов, и т. п.), и при этом для каждого исследованного нами варианта наблюдаемые конструкции занимали на карте единое сплошное поле.
126 Судя по всему, развитие репортативного употребления ma связано с возможностью топикализации слов автора. Такая топикализация возможна в пьянанском и сянухском вариантах, и в обоих вариантах ma может выступать в качестве маркера репортатива. При этом в сянухском варианте конструкции цитации, где прямая речь не может оформляться при помощи mha / ma, противопоставлены конструкциям репортатива (передачи информации без конкретного источника), где пропозиция может оформляться при помощи ma. В пьянанском варианте такого противопоставления нет и ma может выступать как в конструкциях репортатива, так и в конструкциях цитации.
127

Рис. 4. Конструкции, зафиксированные в рассмотренных вариантах

128 Конструкции, зафиксированные в работах Л. Хуан, тем не менее, занимают две отдельных зоны (отсутствуют конструкции с топикализацией, которые мы считаем предшествующими конструкции репортатива):
129

Рис. 5. Конструкции, зафиксированные Л. Хуан на предполагаемой карте

130 Вполне возможно, что это объясняется неполнотой данных в работах Л. Хуан (в ее задачи не входило исчислить все возможные конструкции с mha), а не несостоятельностью предложенной карты.
131

5. Итоги и дальнейшие вопросы
132 Итак, конструкции с mha в исследованных нами диалектах позволяют поставить под сомнение морфосинтаксический статус этой лексемы в современном языке, ее исходную семантику и единый однонаправленный процесс ее грамматикализации [Huang 2008; 2015]. Кроме того, наблюдаемые функции данного маркера нарушают целый ряд различных гипотез о путях и процессах грамматикализации для глаголов речи и маркеров цитации. В частности, расширение дистрибуции mha произошло таким образом, что кажется необходимым пересмотреть иерархию матричных предикатов, предложенную в [Saxena 1988]. Появление функции условного союза у mha зафиксировано в одном из вариантов, тогда как никаких других союзных функций у него нет ни в одном из диалектов, что нарушает предложенный там же гипотетический путь развития от показателя цитации к условному союзу (тем не менее, вполне возможно, что это употребление развилось у mha независимо от конструкции цитации из исходных предикатных употреблений). Развитие наблюдаемых значений едва ли можно приписать адстратному влиянию, поскольку в китайском языке, являющемся наиболее влиятельным в данном регионе, наблюдаются иные функции у грамматикализованных глаголов речи (а грамматикализации глаголов общего действия, если таковые есть, не зафиксировано вовсе).
133 Наблюдаемые явления позволяют говорить о том, что в атаяльском языке произошло несколько процессов грамматикализации с лексическим источником mha, а также предположить, что исходное значение данной лексемы крайне абстрактно и может быть представлено как «общее действие» или «сходство», и, тем самым, лексический источник (вернее, его значение) изначально определен не верно. Косвенно в пользу этой гипотезы говорит наличие у mha дискурсивных функций в конструкциях перечисления, а также при хезитации и самокоррекции, поскольку подобные употребления в языках мира не были зафиксированы для глаголов речи, но встречаются у лексем со значением сходства.
134 Развитие репортативных употреблений у mha и фонетически редуцированного варианта ma, судя по всему, тесно связано с возможностью топикализации слов автора. При этом в речи части носителей репортативное употребление не зафиксировано до сих пор, а в речи некоторых носителей репортативный маркер уже приобретает модальное значение сомнительности передаваемой информации. Такое положение дел говорит о том, что развитие конструкций цитации и репортатива происходит в разных вариантах независимо, а значит данных трех вариантов может быть недостаточно для полной картины. Исследование функций mha и ma в большем количестве вариантов атаяльского языка необходимо для лучшего понимания развития данных конструкций и роли топикализации в этом процессе.
135

Приложение (прим. 16)
136

Следует отметить, что упоминавшийся во втором разделе седикский глагол mesa, употребляемый в качестве маркера цитации, также имеет значение общего действия. В отличие от атаяльского mha, седикский предикат сохраняет морфологические черты глагола, изменяясь по залогам, ср. следующий пример из [Tsukida 2016]:
137

138

Не исключено, что mha и mesa являются когнатами. В этом случае m- в составе mha, скорее всего, является исторически префиксом активного залога. В пользу этого говорит также вариант maha в диалекте майринах, где ma- регулярно соответствует форме m- в других диалектах.
139

Условные обозначения
140 1, 2, 3 — 1, 2, 3 лицо
141 ABC — абсолютив
142 ACC — аккузатив
143 ADV — наречная форма
144 AF — агентный фокус
145 ASR — ассертив
146 ATR — атрибутив
147 AV — активный залог
148 CAUS — каузатив
149 CNG — коннегатив
150 CNF — контрфактив
151 COND — обусловленная (импликативная) модальность
152 DEF — определенный артикль
153 DEM — указательное местоимение
154 DEP — зависимая форма глагола
155 DIST — экстремальный (дальний) дейктик
156 DP — сверхпрошлое
157 EMPH — эмфатическая фразовая частица
158 EV — эвиденциальный показатель
159 EXC — эксклюзив
160 EXCLAM — показатель восклицания
161 GEN — генитив
162 GV — “направительный залог” (goal voice)
163 IF — инструментальный фокус
164 IMP — императив
165 INC — инклюзив
166 LF — локативный фокус
167 MOD — модальный маркер
168 NEG — отрицание
169 NEG.EXIS — экзистенциальное отрицание,
170 NMLZ — номинализация
171 NOM — номинатив
172 OBL — обликвус
173 PF — пациентный фокус
174 PL — множественное число
175 PRF — перфект
176 PRG — прогрессив
177 PROX — проксимальный (ближний) дейктик
178 PTCL — дискурсивная частица
179 PV — глагол общего действия
180 Q — общий вопрос
181 QUOT — маркер цитации
182 REP — репортатив
183 RES— результатив
184 RPC — реальная смена полярности
185 SIM — конверб одновременного действия
186 S, DG — единственное число
187 TOP — топикализатор
188 & — сочинительный союз

References

1. Gorbunova 2016 — Gorbunova I. M. Prostranstvennyj dejksis i grammatikalizatsiya v atayal'skom yazyke. Voprosy yazykoznaniya, 2016, 4: 56–85. [Gorbunova I. M. Spatial deixis and grammaticalization in Atayal. Voprosy Jazykoznanija, 2016, 4: 56–85.]

2. Gorbunova 2017 — Gorbunova I. M. Grammaticheskaya semantika atayal'skogo glagola v tipologicheskoj perspektive. Dis. … kand. filol. nauk. M.: IYaz RAN, 2017 [Gorbunova I. M. Grammaticheskaya semantika atayal’skogo glagola v tipologicheskoi perspektive [Grammatical semantics of Atayal verb in typological perspective]. Ph.D. diss. Moscow: Institute for Linguistics, RAS, 2017.]

3. Dobrushina 2012 — Dobrushina N. R. Infinitivnye konstruktsii s chastitsej by. Russkij yazyk v nauchnom osveschenii, 2012, 2(24), 42–64. [Dobrushina N. R. Infinitive constructions with the particle by. Russkii yazyk v nauchnom osveshchenii, 2012, 2(24): 42–64.]

4. Plungyan 2011 — Plungyan V. A. Vvedenie v grammaticheskuyu semantiku: grammaticheskie znacheniya i grammaticheskie sistemy yazykov mira. M.: RGGU, 2011. [Plungian V. A. Vvedenie v grammaticheskuyu semantiku: grammaticheskie znacheniya i grammaticheskie sistemy yazykov mira [Introduction to grammatical semantics: Grammatical meanings and grammatical systems of the world’s languages]. Moscow: Russian State Univ. for the Humanities, 2011.]

5. Podlesskaya 2018 — Podlesskaya V. I. «Chuzhaya» rech' v svete korpusnykh dannykh. Voprosy yazykoznaniya, 2018, 4: 47–73. [Podlesskaya V. I. Reported speech through the lens of corpus data. Voprosy Jazykoznanija, 2018, 4: 47–73.]

6. Aikhenvald 2004 — Aikhenvald A. Yu. Evidentiality. Oxford: Oxford Univ. Press, 2004.

7. Aikhenvald 2006 — Aikhenvald A. Yu. Evidentiality in grammar. Encyclopedia of languages and linguistics. Brown K. (ed.). Oxford: Elsevier, 2006, 320–325.

8. Aikhenvald 2008 — Aikhenvald A. Yu. Semi-direct speech: Manambu and beyond. Language Sciences, 2008, 20: 383–422.

9. Chappell 2008 — Chappell H. Variation in the grammaticalization of complementizers from verba dicendi in Sinitic languages. Linguistic Typology, 2008, 12(1): 45–98.

10. Evans 2007 — Evans N. Insubordination and its functions. Finiteness. Nikolaeva I., Plank F. (eds.). Oxford: Oxford Univ. Press, 2007, 366–431.

11. Güldemann 2008 — Güldemann T. Quotative indexes in African languages: A synchronic and diachronic survey. Berlin: Mouton de Gruyter, 2008.

12. Heine, Kuteva 2004 — Heine B., Kuteva T. World lexicon of grammaticalization. Cambridge: Cambridge Univ. Press, 2004.

13. Huang 2008 — Huang L. M. Grammaticalization in Squliq Atayal. Concentric: Studies in Linguistics, 2008, 34.2: 1–45.

14. Huang 2015 — Huang L. M. A cross-dialectal study of grammaticalization in Atayal. A paper presented at the 13th International Conf. on Austronesian Linguistics, 2015. Taipei: Academia Sinica (Handout).

15. Rau 1992 — Rau V. D.-H. A grammar of Atayal. Taipei: The Crane Publishing, 1992.

16. Saxena 1988 — Saxena A. On syntactic convergence: The case of the verb ‘say’ in Tibeto-Burman. Proc. of the 14th Annual Meeting of the Berkeley Linguistics Society. Axmaker Sh., Jaisser A., Singmaster H. (eds.). Berkeley: Berkeley Linguistics Society, 1988, 375–388.

17. Tsukida 2013 — Tsukida N. Seediq. The Austronesian languages of Asia and Madagascar. Adelaar A., Himmelmann N. (eds.). London: Routledge, 2013, 291–325.

18. Tsukida 2015 — Tsukida N. Complementation strategies in Seediq. A paper presented at the 13th International Conf. on Austronesian Linguistics, 2015, Academia Sinica. URL: http://ical13.ling.sinica.edu.tw/Program/13-ICAL_All_abstracts.pdf

19. Tsukida 2016 — Tsukida N. Speech report construction in Seediq. Paper presented at the 3rd International Workshop on Information Structure of Austronesian Languages, 2016. URL: https://lingdy.aa-ken.jp/wp-content/uploads/2017/05/160218-intl-ws-abstract-13-naomi_tsukida.pdf

Comments

No posts found

Write a review
Translate